Раннвейг Ингольд. Северная Сага - Ленни Лоренц

Глядя в его изможденное лицо с россыпью мелких морщинок, синяками под глазами, я знала, что он не справится один.

Из цветущего молодостью, красивого парня, он превратился в подобие маргинала, балансирующего на краю нищеты. Мы не люмпены, вполне неплохо живем, но что эта женщина сделала с ним? Неужели была на то причина? Столько лет измываться над ним, испытывать его терпение и любовь, чтобы в один день уйти к другому? Высосать все соки, энергию, любовь, деньги и что дальше? Черт, а? Кажется, мне тоже нужно пиво… А вдруг… А вдруг она такая же как мой брат?! Вдруг она тоже не может выносить одиночества? Ну… так вот, по своему… Одинаковая полярность сочетаться не может, как ни крути.

Я вновь с сожалением обратила внимание на бледное лицо Андрея. Он понурил лохматую голову, как побитый щенок, ковыряя ногтем трещину в столе.

– Быть может книги и врут… было бы ошибкой доверять каждому слову, что там пишут, – медленно начала я, старательно подбирая слова. Сейчас мои вспыльчивые замечания и придирки уж точно не принесли бы ничего хорошего. – Но они помогают нам забыться на время от трудностей жизни. Это звучит по-детски, знаю. Интересная книжка поможет тебе намного больше, чем эта бутылка. Или хотя пересмотри любимый сериал. Забудь о ней хоть на мгновение! Прости, что я так неловко говорю и вообще не умею поддерживать и находить правильные слова… Это трудно мне дается. Я хотела бы обнять тебя, сказать ласковые слова и всячески выразить свою поддержку. Ты лучше меня понимаешь, что это сейчас не поможет. Да и не люблю я эти нежности. Ты должен сам разобраться в себе. У тебя получиться, потому что ты сильный. Ты и всегда был сильным, просто забыл об этом… Может стоит вспомнить об этом?

Внутри меня кипели совсем противоположные эмоции.

Мне так сложно выразить то, что я действительно чувствую, словами. Я остро чую любую несправедливость, как я уже сказала. Кажется, сейчас во мне проснулось желание убивать, несмотря на краткость.

Мы с братом были дружны с самого детства, как близнецы, хотя внешне мы разные. Он блондин, я шатенка; он общительный и веселый ребенок; я – закрытая и нелюдимая. Дружба не покидала нас в самые трудные моменты, вплоть до подросткового возраста и юности.

Все изменилось, когда появилась она. Эта женщина точно была ведьмой, хотя я и не верила никогда в таковых. Из души компании и общительного парня, мой брат превратился в покорного слугу, мальчика на побегушках, настоящего раба на поводке.

Никогда, слышите, никогда он не был таким! Моя мать никогда не думала, что такая скромная тихая девочка, вечно витающая в фантазиях и раздумьях, как я, станет куда здравомыслящее и приземленнее, моего брата. Любимец девушек, лучший в классе по успеваемости и сильный спортсмен-каратист, во что он превратился за эти годы?

В лучшем случае он походил на торговца марихуаной.

В худшем – на ее потребителя.

Он помолчал немного, задумчиво глядя в пол, поднялся и ободряюще похлопал меня по плечу и ушел в комнату. Справится ли он? А справлюсь ли я?

На подоконнике я обнаружила начатую братом пачку крепких сигарет.

Просидев на кухне до самой полуночи, я все же заставила себя отправиться спать, оставив ночник догорать, а блюдце— наполненным окурками.

В нашей семье никогда не курили.

Глава 3. Смерть

Черный-черный, крепкий, горячий, без сахара и сливок. Две ложки желательно. Конечно же, с горкой. Вдобавок пару кексиковс изюмом и шоколадной обсыпкой, и рабочий день снова в разгаре!

Очередь в кафе заставила меня беспокойно поглядывать на часы. Хотя я и так прихожу в магазин на полчаса раньше, ибо посетителей в восемь утра как-то не дождешься.

Я опоздала ненамного, и впопыхах, минуя охрану, и, путаясь в своем длинном суконном плаще, достигла рабочей стойки. Мимо пропорхнула моя начальница в мышиных очках и с прогрессирующей анорексией. Она недовольно погрозила мне пальцем с золотой печаткой в виде когтя ворона, и полетела дальше по своим птичьим делам.

Старая карга. Она никогда мне не нравилась, и это было взаимно.

Пригладив длинную непослушную челку, я отпила кофе и принялась пробивать книги посетителей. Ага, в восемь утра…

Сегодня на удивление их было много, все больше школьники или студенты с учебными пособиями или решебниками.

Наш магазинчик был совсем маленький, весьма уютный, под старину. Где-то на полках ютились декоративные свечки, сувениры в виде замысловатых розочек (моя начальница обожала такие), некий полумрак; все это мне нравилось. Никакой суеты, толкотни. Даже самые озабоченные студенты, во время сессии, зайдя в нашу лавку, как-то успокаивались и принимались разглядывать полки с действительно интересными изданиями.

Обслужив последнего посетителя, я довольно уселась в кресло и заметила, что у меня на телефоне два пропущенных от Андрея.

Наверное, переживает. Надо бы перезвонить… Лучше сейчас… да… Но стоит ли? Или дать ему все-таки время поразмышлять самому?

Я как-то рассеяно оглядела зал. Никого не было, кроме молодой Алины, мерчендайзера, которая неторопливо раскладывала книги, попеременно пролистывая их содержание с большим любопытством. Я улыбнулась, вспоминая свой первый день на работе: невозможно работать, когда столько интересного и неизведанного тебя окружает!

День постепенно входил в свои права, нагоняя на меня сладкую дремотную негу. Отгонять сон я предпочитала посредством чтения заголовков новых книг, что поступали на продажу. Старая карга-начальница только и шикала на меня, когда моя рука тянулась к очередному роману японских депрессивных философов, тогда еще очень модных. Читать на рабочем месте мне было запрещено, но ведь и карга – не вездесущая!

Откуда-то пахнуло свежим ветром зимы, хотя окна были заперты; на улице снова бушевала метель. Весна…

Хлопнула дверь и через пару секунд в агазине очутился новый посетитель. Я облегченно вздохнула – значит, не сошла с ума окончательно.

Стоит открыть форточки, иначе я скоро задохнусь без должного количества кислорода. Мельком оглядев прилично одетого вошедшего мужчину, я снова плюхнулась в кресло и принялась за шоколадный кекс. Начальница жутко ругает меня за трапезы на работе, но я прячусь за стойкой и вроде меня не видно. Вроде бы… И почему они добавляют туда так мало шоколада? Это же десерт, это кекс и это должно сладко и вкусно! Кекс должен быть окутан шоколадным пледом, шоколадной крошкой и еще карамельным сиропом, никак не меньше!

Дурацкие кексы. Моя мама печет куда вкуснее… Когда она вообще в последний раз пекла кексы или пирожки? В далеком детстве? Надо бы ей напомнить о ее кулинарных талантах в выходные…

Так прошло где-то полминуты моего увлеченного поглощения мучного изделия, но робкий кашель заставил меня подскочить на ноги и утереть крошки с губ. Честно говоря, я даже немного испугалась, будучи настолько увлеченной едой и своими мыслями.

На меня насмешливо, но с интересом глядел тот прилично одетый мужчина, сжимая в руке какую-то пухлую книгу. Я поспешно проглотила гигантский кусок кекса, находившийся у меня в тот момент во рту и поморщилась.

– О. Вы уже выбрали, – как можно непринужденнее начала я, хотя посетитель наверняка почувствовал мой конфуз. Человек щелкнул языком. – Я совсем вас не заметила, извините. Такая пурга за окном, будто зима решила навеки остаться с нами… – я снова мельком посмотрела в окно, но там было ясно и солнечно, будто всегда и было. Тихое морозное утро, как с цветных новогодних открыток. Желтопузые синички деловито пролетают по своим делам, сухие ветви деревьев не шелохнутся под дуновением ветерка. – Ох… извините меня. Там… солнечно… Ну конечно же… ахах-ха! Я просто еще не допила свой утренний кофе!

Вот я дура. Или правда крыша постепенно съезжает. Надо бы попить витамины или включить в свою жизнь ежедневные пробежки. Готова поклясться своей головой, что там был снег, заметающий все на свете до самого неба! Замирая от изумления, я продолжала наблюдать за пейзажем за окном, приоткрыв рот. Холод начинал пробирать мои внутренности, хотя все форточки были плотно закрыты; ое шел откуда-то изнутри меня, будто я сама производила его… Жесть!

Там солнечно… солнечно… Никакой метели…

– Барышня, – хриплый оклик посетителя вернул меня к реальной жизни.

Я моментально отличила едва заметный европейский акцент. То ли немецкий, то ли румынский, такой жесткий, но в то же время, округляющий гласные. Наконец-то я подняла глаза на него.

В своих узловатых мускулистых пальцах он сжимал Сапковского «Ведьмака». Синие-синие, как глубокий бушующий океан (да, это все виноваты японские классики!), серьезные глаза внимательно следили за каждым моим движение сквозь полудлинные, соломенного цвета, волосы. Его лицо было нетипично для России, или я просто отвыкла видеть бронзово-загорелых людей. Его сухая обветренная кожа была испещрена морщинками и бороздками на лбу. Он походил на заядлого альпиниста или путешественника, который слишком долго находится на солнце. Однако ухоженности ему не занимать. Видно, что он не пренебрегает краской для волос и бальзамом для губ. Точно не местный. Да и не молод. И не в моем вкусе. Хотя, о чем это я?